Настя пошла к бару. Там уже была очередь, и к стойке надо было пробиваться, орудуя локтями. Как раз перед Настей стояла маленькая тетка в кудрях и набирала орешки, оливки, шампанское. Настя слегка пихнула ее, поторапливая. Та обернулась, и обе замерли. Это была Муз Модерн. Ее злой взгляд сменился на испуганный, а потом будто кто-то потянул за ниточки, и рот ее расползся в улыбке.

— Настия! Какой сюрприз. О, давай выберемся отсюда.

У Насти было чувство какой-то вины перед Муз. За то что она, Настя, тоже здесь. Муз стояла в окружении своих — мужа, Гейл, Анн и еще двух, лос-хамовского типа.

— Это так приятно, что ты здесь! Я хотела тебя пригласить, но оказалось, что у нас даже нет твоего телефона. Мы не знали, где ты живешь, — Муз была, как на шарнирчиках, на гаечках развинченных.

Слои тряпочек на ней подпрыгивали, дергались, и сама она вздрагивала худосочным своим тельцем. И Гейл, и Анн были в одежде из ее летней коллекции. Настя взглянула на них с презрением — «пригласить они меня хотели, как же!»

— Я живу в пансионе для женщин. А то что вы хотели меня пригласить — мне очень приятно. Но ничего, меня Альберт Ватсон пригласил.

При имени знаменитого фотографа тряпочки на Муз опять вздрогнули. Через плечо у Гейл висела маленькая сумочка-кошелек. Для пудреницы и губной помады. Или для сигарет с зажигалкой.

— О, Гейл, я оставила свои сигареты. Дай мне, пожалуйста.

Та ужасно смутилась и достала из сумочки пачку сигарет, а не пудреницу, как предполагала Муз. Тряпочки опять подпрыгнули на ней: «Вот куда тебе надо было одеть «маленькое черное платье», Настья!» Настя подумала, что последнее слово будет за ней.

— О, Муз! Девочки и без меня делают достаточно рекламы. До завтра, бай-бай! — И она, красиво повернувшись, взмахнула расчесанными волосами без тугих завитушек.

Помимо Долли и Каттон, у столика было уже много других моделей. На столике валялись надкусанные бутерброды, недоеденные дольки дынь. Стояли два ведерка с шампанским и толпились недопитые бокалы с отпечатками губной помады. Маслины перекатывались по полу под ногами. «Какой все это маразм! Многим из них косметику не на что купить. Не говоря уже о настоящем обеде!»

— Это тебя Франк снимал для «Нью-Йорк Таймс»? Он сделал огромные фотографии, я видела! — закричала девочка с ногами-спичками, которые она закинула на спинку дивана.

— Франк придет после часа, ты же знаешь; — это сказала другая девочка-дистрофик с большим ртом и бантом.

— Настия, я всем сказала, что ты из эЛ.Эй.! — Каттон, видимо, уже посетила туалет.

Она теперь не сидела на корточках, а просто валялась в ногах у Долли. Колготки на бедре были порваны, но она усиленно старалась задрать ногу.

«Лос-Анджелес — это далеко и скучно!» — крикнула спичконогая. «Двигай в Нью-Йорк!» — заорала бантасто-ротастая, Настя вспомнила свое удивление на одном из первых пати у фотографа в эЛ.Эй. Ей казалось, что все будто ломаются и играют пьяных. Здесь все это было увеличено в три раза. Как фотография, сделанная Оливье. Он снял ее по пояс, выходящей из бассейна, держащейся за перила. Это было простое, красивое фото. Он увеличил его и напечатал только лицо. Из обыкновенного вылезания из бассейна получилась трагедия. Ужас какой-то получился.

Настя спросила, который час, и последовала лавина ответов. «Час наш!.. Наш час не настал!.. Какая, на хуй, разница! У меня нет денег на часы… и, наконец, — половина первого!» Настя должна была уходить. Двери пансиона только для женщин закрывались в час ночи. Это было очень глупо. По закону штата Нью-Йорк, в отличие от Калифорнии, алкогольные напитки разрешалось продавать до утра. Поэтому и заведения все были открыты до утра. И люди только начинали собираться к часу ночи. А пансион закрывался. Настя подумала, что, видимо, из-за такого дурацкого закона в Лос-Анджелесе так популярны пати вокруг бассейна, то есть дома, где не было регламента во времени. И поэтому кажется, что в эЛ.Эй. ничего не происходит — все сидят у своих бассейнов!

Оказалось, что спичконогая живет с бантасто-ротастой и еще двумя девочками. Каттон завопила, что когда Настя приедет в Нью-Йорк, то сможет жить у нее. На что Долли заметила: «Ты сама живешь в квартире у трех девочек!»

— Квартиры в Манхэттене очень дорого стоят, поэтому модели, начинающие, живут вместе. У некоторых агентств есть свои квартиры, и они сдают их недорого манекенщицам.

Настя записала телефоны девчонок, взяла телефон Вильямины, подумав, что, может, успеет завтра сходить в агентство, показать свое портфолио. Перед отлетом. Перед возвращением в Лос-Хамовск.

Каттон вылезла из-под стола и, поднявшись, стала обнимать Настю: «Я люблю тебя, Настия! Приезжай!» Долли потянула ее за ремень так и не снятой ею куртки, и та плюхнулась на диван: «Это моя лучшая подруга!» Настя улыбнулась и стала пробиваться к выходу.

Грэйс Джонс фальшивила в конце «Жизни в розах». В лос-анджелесских дискотеках она еще и не расцветала. Штору рванули, и за спиной у Насти застрекотали автоматы «Хассельбладов», раздались возгласы, будто поющие вторым голосом с Грэйс Джонс: «Ля виииииии!» Вспышки ослепили входящую — это была модель с последних обложек «Вога», парижского «Элль», с «Базара». С ней входил очень красивый парень. Она тоже была красива, но больше — самоуверенна. Замахавшая рукой, подпрыгнувшая, закричавшая (еще один «гараж» раскрылся, но его раскрытие сопровождала семизначная цифра — модель только что подписала контракт с фармакосметической фирмой), к кому-то побежавшая. Настя расслышала что-то о рок-н-ролле. Относилось это к красивому парню или модели? Впрочем, это было неважно — модель запросто могла бы теперь и запеть.

Настя прошла по темному коридору, мимо гардероба, мимо костюмного: «Так рано? На работу завтра?..» — понимающе улыбнулся он. Да, Насте надо было завтра на ненавистную работу.

Барбизонья тетка почти спала. Настя взяла ключ и, войдя в старомодный лифт, поднялась на одиннадцатый этаж. Барбизон спал. Она открыла окно в комнате и услышала, как не спит Нью-Йорк Муравьед переваривал дневную порцию двуногих. Выжившие и в ночи продолжали бороться — передвигаясь.

«Приобретешь совершенно новый опыт», — говорил о Нью-Йорке Ричард. «Это монстр, ни в коем случае не езди в сабвее вечером!» — предупреждала Джоди «Возвращайся скорее из этой помойки!» — сказал в аэропорту провожающий Саша. «Подвернется работенка, обязательно зацепись там. Нью-Йорк — это центр!» — говорил Друг. Настя не знала, хочет ли она этот монстр-центр. «Это, наверное, потому, что я приехала не с целью победить, а просто поглядеть. С сознанием, что всегда смогу вернуться в лос-анджелесский теплый хлев».

Она пошла в ванную и, смывая мэйк-ап, расплакалась: «Вечером смывай краску, днем мажь лицо… Ты не женщина — ты модель. Please people! А девчонки еще и все вместе живут. В одной квартире с Каттон! Я?!» Она стала припоминать слова Друга: «Неважно, может, сейчас не совсем понятно тебе, зачем эта работа. Но тебе же нравится позировать, что же тут усложнять?» Да, ей нравилось. Но после работы она хотела бежать к тому же Другу, а не оставаться в мире манекенщиц, моды. «Носиться с одной пати, где ланч бесплатный, на другой, где шампанское. Разевать «гараж» в истошных воплях о том, как я счастлива…»